Страна эмигрантовРоссии нет. Это — фантом. Страна эмигрантов. Одни мечтают уехать, другие уже давно уткнулись «в свой пупок», дальше которого ничего не хотят видеть. Потому что — страшно. Не стыдно, а именно — страшно. Для того чтобы стыдиться, необходимо понимать природу и тяжесть содеянного, а понимать никто ничего не хочет. Или — почти никто.
Основой «внутренней эмиграции» является не жизнь, а физическое выживание — семьи, детей, родителей и себя самого. Остальное — неважно.
Власть дает людям (пока дает) возможность передвигаться по улицам и ходить в магазины, в которых еще что-то есть. По диким ценам, с ужасным качеством, но эту продукцию можно употребить, разжевать и переварить. В некоторых случаях возможно отравление, но никто же не заставлял тебя покупать это дерьмо? — так что это твое решение. То, что нет выбора — это вопрос системы, но борьба с ней снижает для тебя шансы на дальнейшее выживание.
Система держится на тотальном страхе, который взвинчен искусственно и рукотворно. СМИ «заточены» только на одно: напугать. По «ящику» круглосуточно внушают: «Если ты посмеешь возжелать иной (лучшей) доли, презрев многовековую обреченность (это называют «традициями народа») и покорность — тебе конец. Уволят, подстерегут, посадят, убьют. Не тебя — так твоих родных и близких. А «машина системы» — она громадная, тебе с ней не справиться.
Оттого — приклеенные улыбки на лицах и ложь изо рта: «Меня это не касается... Я не разбираюсь в политике... Во всем мире кризис и все дорожает... Да, там — фашисты, Путин прав...»
Эту эмиграцию уже не остановить, она состоялась. И это — самая большая «волна эмиграции» за всю историю России.
Народ умер. Нет русского народа. Есть эмигранты, мечтающие только об одном: чтобы их оставили в покое — Кремль и оппозиция, Запад и Украина, Обама и Меркель, училка в школе и местная «мусорня».
И когда опустеют магазины, обрушится рубль, а Путин введет в стране ЧП с комендантским часом — эти ошметки нации скажут сами себе с надеждой: «Дожили. И пусть завтра все закончится. Пусть все перережут друг друга и перегрызутся — в Кремле и на улицах. А я посижу под диваном. Пережду. Своя шкурка дороже...»
Так и умрут. Вместе со страной, которую никому не будет жалко.
Cаша Сотник, писатель
читать дальше
О Юрии Любимове...
В эти дни будет сказано очень много о том, каким Любимов был выдающимся режиссером, педагогом, актером, будет сказано очень много и справедливо о театре на Таганке, который он создал, об этом замечательном в свое время месте, которое для передовых и прогрессивных жителей Москвы, да и не только Москвы, олицетворяло собой и свободу, и надежду.
Но много ли будет сказано о том, как преследовали Любимова, как запрещали его постановки, которые ныне признаются гениальными? Много ли будет сказано о том, что именно советская власть в лице не только руководства страны, но и вообще КПСС в целом, вынудили Любимова покинуть страну и лишили его гражданства? Думаю, что сказано будет мало.
Сегодня как-то не модно вспоминать, какими были брежневские времена, вернее, модно припоминать, но со знаком плюс. Сегодня не поощряется говорить о преступлениях Сталина, о причудах Хрущева, о темных и безнадежных временах Брежнева, о ГУЛАГе, о притеснениях советского строя.
Вообще не сосчитать имен великих писателей, художников, мыслителей — убитых, сосланных, замученных советской властью. Либо вынужденных искать от нее прибежище. И Любимов — одно из этих имен.
Владимир Познер, телеведущий
Хулиганское начало
Мы с Путиным оба могли бы стать шпаной. Думаю, ему сразу же понравилось во мне некое хулиганское начало... Как и в моем случае, за него никто не дал бы и ломаного гроша, когда ему было 15 лет.
Жерар Депардье, российский актер
Страх быть свободным
Есть огромное количество людей, которые жуют эту либеральную жвачку о том, что у нас такая плохая власть, а народ весь в кандалах, замученный. Вот сейчас уйдет монарх, и все, мы будем французами. Итальянцами и американцами. Самое последнее, что произойдет на Руси — это любовь к либерализму. Самое последнее. Уже будет прославлена лесбийская любовь, и гомосексуалисты будут жить в гармонии, а вот либерализм не пройдет. Потому что либерализм не помогает выживать. Наоборот, он заставляет человека принимать решения ответственные, которые работают не на выживание, а на свободную жизнь. А это очень трудно. Это надо брать ответственность за своих детей, за себя, за свою жену.
Виктор Ерофеев, писатель
Россия с Украиной — как царь с евреем...
Мне всегда казалось несправедливым даже то, что письмо из Москвы в Нью-Йорк стоит 23 рубля, письмо в Киев стоит столько же, хоть письмо идет в Киев раза в четыре дольше. Вот это все было именно тем разобщением, но не предвестием войны. Это скорее было последствием того, что Россия не норовилась ни с кем разговаривать на равных. Леонид Макарович Кравчук говорил мне: «После Беловежья, когда мы все стали независимые, я приехал и вспомнил о том, что Центральный банк был только в Москве: вся валюта, все золото — все было в Москве. И я позвонил Ельцину и говорю: «Ну, ладно мы-то договорились о независимости, дайте мне чего-нибудь такого. А он меня послал на три буквы и бросил трубку». Янукович говорил мне, что «вот с Путиным я разговариваю — он как будто пушки на меня наводит». Неравноправное общение — это очень плохо. Похлопывание по плечу... Как царь с евреем. С этого все и началось — с того, что «чего это там хохлы?» Когда я слушаю одного из самых громких комментаторов, нашей власти и всех домохозяек, когда он использует термин «укры» — это чудовищно.
Виталий Коротич, главный редактор журнала «Огонек» в 1986-1990 гг.
Мумия Ленина и прах Сталина
Люди недоумевают про снос памятника Ленину в Украине. Мол, Ильич-то им что худого сделал, и неужто они верят, что снесут монумент, и жизнь наладится?
А я недоумеваю про недоумевающих. Неужели непонятно, что снос памятника — никому (на самом деле) не вредящий, но ужасно важный и психологически полезный символический акт? Ритуальное действо, овеществленная метафора. Ленин это советское прошлое, советское прошлое — единство с Россией и зависимость от нее, а с этим-то украинцы (как бы ни было многим по-прежнему больно это осознавать) и сражаются.
Меж тем, вот что по-настоящему удивительно — вовсе даже не мумия Ленина в Мавзолее (я в загробную жизнь и упокоение тел или душ не верю, а в мумии даже есть своеобразная извращенная назидательность), а прах Сталина в Кремлевской стене, самом предположительно почетном и даже сакральном месте страны. Его я, будь моя воля, публично развеял бы при большом скоплении простого народа — пусть даже рыдающего от горя — на Лобном месте. Тогда у нас Иосиф Виссарионович не занимал бы больше первое место в исторических опросах и рейтингах популярности, да и по сильной руке так бы не тосковали.
Прикиньте если в центре Берлина была бы могила Гитлера? И какие-нибудь люди — пусть они сто раз маргиналы и психи — туда ходили бы в день его рождения с цветами? Б-р-р-р-р.
Метафора — это сила. Победить ее можно только другой метафорой, а вовсе не новой Конституцией или какими-то реформами.
Антон Долин, кинокритик
Как украинцу не стать фашистом
Не быть фашистом очень легко. Надо не возмущаться воровству и коррупции. Спокойно относиться к похищениям и избиениям. Потом нужно позволить себя избивать Беркуту. Потом дать себя расстреливать на улицах столицы. Затем нужно с радостью отдать большую часть своей страны. И потом не защищать свой народ (любой национальности) от вторжения вооруженных банд, вступивших в сговор с бандами местными. И да, нужно позволить сбивать гражданские самолеты на своей территории. Насколько я понял из российских государственных СМИ и из реплик пропутинских политиков, только так украинец может не быть фашистом.
Олег Козырев, сценарист
Давайте поговорим о Пушкине
Утром вернулась из Польши дочь, известная лягушка-путешественница. На вопрос «Как доехала» — задрала бровь и рассказала про крокодилиц, в смысле попутчиц.
Насчет крокодилиц — это Танькины слова, но я ей обычно склонна доверять в оценках.
Всю дорогу попутчицы с упоением поносили вначале хамских поляков. Потом переключились на вороватых хохлов. Когда поезд стал приближаться к белорусской границе, вспомнили про бесстыжих белорусов. Дочь — мой мудрый птенец! — хладнокровно молчала. Когда косточки злокозненных народов были обглоданы добела, патриотки принялись горестно обсуждать, ну почему никто не любит русских?!
Наконец обратили внимание, что в купе едет соотечественница, которая не принимает участие в их симпозиуме. И решили исправить недочет. Тему выбрали беспроигрышную:
— Девушка, как вы относитесь к Обаме?
Для меня в таких ситуациях есть два варианта развития событий. Либо я абстрагируюсь от реальности, утыкаюсь в книгу и воспринимаю происходящее как природный катаклизм, либо злобно раздуваюсь на манер рыбы фугу. Дочь же приветливо улыбнулась и сказала:
— Ну зачем нам Обама? Мы же русские люди. Давайте поговорим о Пушкине.
И тут, наконец, в купе настала тишина.
Татьяна Мэй, писатель, блогер
Констатация как приговор
Нюансы современной лексикологии. Сказать о себе «я интеллигент» — это дурной тон, оценивать самого себя не принято, это, по сути, бахвальство, не совместимое с интеллигентностью. А вот сказать о себе — «я либерал» это — в сегодняшних реалиях — поступок, почти на уровне Джордано Бруно. Но в фейсбуке (и не только) все чаще «либералом» называют кого-то другого — оппонента, в котором видят врага. Причем, в таком определении слышится не столько констатация, сколько обличение. И когда я это читаю тут, сразу вспоминаю брошенное в лицо (или в спину): «Еврей». Констатация как приговор.
Борис Берман, телеведущий
День Победы Африки
Глядя на состав гостей РФ 9 мая можно смело предположить — к 70 годовщине россиянам почти поголовно станет очевидно, что во Второй мировой войне героический советский народ в союзе с неграми и арабами разгромил всех этих колбасников, лягушатников и нагло-саксов, всю эту проклятую Европу.
Илья Лазаренко
Выблевать это
Мы живем при Сталине, мы в постсталинскую эпоху живем, мы оттуда еще не вышли. Мы не выблевали из себя это. Десталинизация, которая проводилась Хрущевым, провалилась: очень скоро был новый виток. Потом вроде бы показалось в перестройку, что уж это тему мы прошли — ни черта не прошли! Снова Сталин на билбордах. И это означает, собственно говоря, что мы тяжело больны — не холерой, а бубонной чумой...
Виктор Шендерович
Да здравствует Азиопа!
А раз так — получите, распишитесь. И распишемся. И всеми духовными скрепами прикрепим подпись к бумаге. Мы хотели не быть Европой (которую теперь по официальным медиаканалам называют гейропой, как будто легализация гей-браков — главное европейское достижение)? Ну и не будем. Рулить нами будет вечный Татарстан. Также иногда по ошибке именуемый Чечней (Ингушетией, Дагестаном, нужное подчеркнуть). И мы это заслужили. Кто Азия — тот и Азия. Может быть, мы когда-то это преодолеем. А когда? Бог весть.
Станислав Белковский
Посетите также мою страничку
hospital.tula-zdrav.ru/question/how-to-improve-... постановка иностранной организации на учет в налоговом органе в связи с открытием счета в банке
33490-+