А с населением-то как быть?

[Futari-no-rakuen]

Я только в этом году нашел себе такое занимательное чтиво, как "Ежедневный журнал". Не знаю сколько процентов населения РФ читает его, но... Иногда находятся просто потрясающие вещи, учитывая, что это взгляд изнутри, т.к. журналисты там в основе своей из российских граждан.
25 СЕНТЯБРЯ 2014 г.
ЕВГЕНИЯ ХОДОРОВА
Покуда оппозиционеры и вообще все, кто заглядывает в исторические дали чуть дальше собственного носа, машут от ужаса руками, понимая, что российское руководство и послушные ему элиты тащат государство в пропасть, да уже почти что и втащили, мне хочется задать этой достойной части населения один вопрос. По-моему, важный.

Господа, любое начальство, в том числе государственное, имеет свойство рано или поздно меняться. По собственной ли воле, по воле ли сапога, ударившего его в известное место, — неважно. Уйдет и наше. И эпоха сменится, и новая перестройка, едва лишь лопнет нефтяная халява, нагрянет, и идеологи из прикормленных, облизывающие нынче власть, обретут наконец-то свободу. О которой мечтают, разумеется, денно и нощно. Кто б сомневался.
Заря, словом, взойдет — куда ей еще деваться.
Но остается вопрос. Ау, профессора, академики, журналисты, писатели и прочие умники! Милостивые государи и государыни, а с народом-то нашим вы что делать собираетесь? К вам этот вопрос. С народом, состоящим не из Андреев Зубовых и Дмитриев Быковых, а из публики иной. Можно сказать, прямо противоположной. Из публики, хлебнувшей телевизионной крови по горло, до икоты, и потому питающейся в основном ненавистью; из публики, радостно готовой к оболваниванию и утратившей последние остатки здравого смысла; из публики, работать почти напрочь разучившейся, зато усвоившей, что воровать — дело доброе и надежное, а главное безнаказанное, и стремящейся чуть ли не поголовно в чиновники (посмотрите на конкурсы в соответствующие вузы); из публики, ничего, кроме телепрограмм, давным-давно не читающей, радостно гогочущей, когда убивают «чурок» и прочих «чучмеков», и жалеющей, что убивают мало? Из публики, мечтающей о возрождении смертной казни, как величайшего блага? Из публики, абсолютно лишенной понимания того, что закон — это закон, штука незыблемая, и именно потому нарушать его нельзя? Из публики, раздумчиво тянущей: «Э-э, что закон!», слыша интеллигентские сопли-вопли про Крым и про то, что лезть в чужое государство в камуфляже и с танками — штука беззаконная, в приличном обществе недопустимая, и не понимающей, что завтра это самое «э-э…» стукнет ей самой по голове? Из публики, сумевшей даже православие, исконный фундамент русской нации, прогнуть под себя и превратить в дубину? Из публики с явно и давно поврежденным генетическим кодом, для возрождения которого понадобится не одно столетие?
Господи, не сказать бы — тысячелетие.
Друзья, снимите-ка розовые очки, прочно приросшие к лицу, и взгляните правде в глаза. Не бойтесь, она не укусит. Укусит вранье и малодушное увиливание от истины. Которая недвусмысленно говорит: не в руководстве страной дело. И не в «плохих» министрах и не в сидящем на троне приблатненном пахане (он же мачо). Власть и народ давным-давно поняли друг друга, не нужно тут себя обманывать, а если иногда и ссорятся, то главным образом потому, что старший брат зарвался и плохо делится с младшим. Потому шумное снятие с важных постов одних (Ивашку на копья, любимая народная забава, которой надо время от времени потрафлять) и назначение других ровным счетом ничего не меняют. Да и не могут изменить. Младший брат исправно поставляет «наверх» новые кадры, молодые и свежие, так что тут все в порядке.
А сейчас обе враждующие, они же братские, стороны тем паче поняли друг друга и на всех парусах, обнявшись, устремились вперед, к борьбе с мировым злом, то бишь с Западом и Америкой, к которому примкнула и «бандеровская» Украина. Нам бы теперь водрузить российский флаг над половиной мира — и свою историческую миссию, почитай, исполнили.
Богоспасаемый наш народ в большинстве своем, будьте уверены, проголосует «за».
Точно так же трезвый взгляд на народ, точнее, на плоды советской и постсоветской его селекции, позволит легко понять, что выйдет из наивных-пренаивных надежд на возрождение отечественных товаропроизводителей. Хотя я сейчас не про них, а про тех, кто нажил ого-го какие состояния, занимаясь не производством, а исключительно закупкой и аферами на торговом фронте. Заставить их всерьез работать, то бишь что-то организовывать, невозможно так же, как старых воров-домушников или «щипачей». Это другая человеческая генерация, особая порода, выведенная в советских и укрупненная в постсоветских лабораториях. Это публика, способная только и исключительно мухлевать, обходить закон слева и справа («э-э, что закон…»), выкручиваться, переклеивать этикетки, — но работать?..
Чтобы убедиться, что это наше и только наше порождение, не нужно загранкомандировок. Нужна недлительная командировка в любую российскую глубинку, населенную людьми, которым сначала работать негде, а потом — не хочется.
И даже грозящий государству обвал экономики и неизбежное затягивание поясов не слишком сильно пугают наше ко всему привыкшее население, особенно пожилое. Пожалуй, даже радует — привычка! Народ подтянется, приосанится, глаза молодо заблестят… Годков пятьдесят — как ни бывало. Но если и молодых заставит взяться за ум только и единственно собственное брюхо — этот факт тоже не сильно должен нас обнадеживать.
Брюхо все-таки не голова. Набить его проще. Да и жить одним только брюхом — штука безрадостная.
А ежели к месту припомнить почто сплошную дебилизацию населения, успешно проведенную с помощью ЕГЭ, явно задуманного с далеким прицелом… И убийство в стране культуры и науки, тоже несомненно целенаправленное… И грошовые заработки тех, кто хочет хоть как-то этому противостоять…
На месте самого высокого начальства я боялась бы такого народа куда больше, чем всех оппозиционеров вместе взятых, даже вышедших на многотысячный митинг. Они как раз народ нестрашный. А вот что делать с многомиллионным населением, разгоряченным от крови и возбужденным сверх всякой меры?..
Да. Ну и вопросики у вас, однако, что со всем этим делать. Это целую Академию наук надо подключать, да чтоб денно и нощно трудилась. А у Академии наук своих проблем целый воз, за что тоже спасибо родному государству.
Но делать-то что-то надо. Не сделаем — придется нашим высоколобым умникам, господам философам, сочинять сначала новые «Вехи», а потом, на обломках распавшейся страны, — «Из глубины».
Так что думайте, господа и братцы, думайте. В народ ходите, а из него выйдя, хватайтесь не за голову, а за книги. Их разумные люди, тоже кое-что понимающие в народной психологии, а также в государственной политике, написали несчитано. Вообще — надо шевелиться. Покуда еще и в самом деле не поздно.

Еще одна пошлость

2 ИЮНЯ 2014 г. ЕВГЕНИЯ ХОДОРОВА
Надеюсь, Виктор Шендерович не будет в претензии, если я дополню три подмеченные им пошлости, от коих тошнит любого приличного человека, еще одной.
Той, что звучит по городам и весям и произносится с тошнотным пафосом и многозначительным вздохом.
«Да, моего деда (прадеда, прабабку, отца) расстреляли (сослали, умер с голоду, покончил с собой). Но не в том суть. Я это прощаю. Эпоха-то какая была! Достижения!..
Страну восстановили!.. Дружба!.. В космос летали! (Книжки читали.) Были, были у социализма положительные стороны». И т. д., в зависимости от интеллекта и темперамента. Со вздохом и чувством глубокого историзма в глазах. А также со светлой благодарностью прошедшим временам, что в общем-то дело доброе.
Боже спаси, я не за то, чтобы взывать к мести. Но, сдается мне, что-то сместилось в головах у соотечественников. Мощно так сместилось. Как сказано у Фазиля Искандера, «бывает эпоха, когда коллективную вонь народ принимает за единство духа».
Так вот, мы объяты сейчас этой вонью так, что не продохнуть. И как хотите, а мне лично очень не хватает такого голоса, хорошо бы молодого, но можно и не очень, который бы с маяковской мощью гаркнул: да будь ты проклята, власть, убившая (расстрелявшая) моего деда! Да пропадите вы пропадом с вашими достижениями, липой, враньем и лицемерием! Да в аду гореть вам, палачам, цензорам, растлителям малолетних и взрослых, всей этой своре псов с окровавленными мордами! Да по сей день не продохнуть от ваших миазмов, вы всю планету отравили так, что места чистого не найдешь!
А вот нету его, такого голоса. Голоса звучат мягонькие, въедливые, почти что, по Зощенко, тараканьи. И чем дальше, тем тише, благостнее, добродушнее. Типа: а родители мои ничего, с теплотой пионерство свое вспоминают (изрекается с сытой отрыжкой, после возвращения из Эмиратов–Турции–Таиланда). И колхозы бывали вполне приличные. И колбаска бывала (если бывала) получше нынешней. Квартиры давали. Все заодно были. Дружба. Мир. Благоденствие. Почти что Берендеево царство. Разве что взамен Берендея то сатана с усами, то знатный кукурузовод, то державный бровеносец.
И мы, вот с такими-то понятиями о добре и зле, должном и сущем, о чем-то еще мечтаем? Да нас уже, в сущности, как нации не существует, вот о чем все эти речи с непреложностью факта и говорят. Мы предали и предаем своих раскулаченных прадедов и умерших в блокаду дедов, высланных и погибших в ссылке родителей и дядей-теток. Мы самих себя предаем, со всеми потрохами и собственной трусливой и угодливой шкурой.
И вылезает сегодня на страницы петербургской газеты — вот совсем близкий пример — некто уже пожилой, наставник молодежи, переживший блокаду Ленинграда, и говорит, что 16-летний Юра Рябинкин, умерший от голода, чей дневник вошел в «Блокадную книгу», — «мальчишка, который не работал, не учился… выживал», так стоило ли о нем вообще говорить? И доктор политологии Сергей Караганов из самого МГИМО, тоже воспитатель юношества, без тени смущения в честнейших очах рассказывает, как, «прекрасно понимая, что вступаю в организацию с преступной идеологией и с преступной практикой», то бишь КПСС, сделал это исключительно «из карьерных соображений». И Людмила Жукова в «Литературке», прежнем надежном оплоте интеллигенции, вещает, что депортация крымских татар спасла этот народ «от гнева фронтовиков», благодаря чему он и сохранился, как «пчелиный рой».
Миллионы их, таких примеров. Почти столько же, сколько населения. Но беда-то в том, что это именно население. Не нация. Наше несчастное, запутавшееся, оболваненное, ослепленное население, летящее в пропасть, приветливо помахивая при этом ручкой. Хорошо летим…
И то: тысячи, десятки тысяч пропагандистов самого разного калибра трудились тут, как могли. Обрубали причинно-следственные связи, заставляли забыть о здравом смысле, на помойку, подальше, чтобы не докопаться было, выкидывали память, честь, совесть, сострадание. Сегодня в результате этих неустанных трудов достигнуто главное: убито понимание того, что всё переживаемое нами сейчас есть второе действие русской трагедии, начатой в 1917-м (про более отдаленные времена не говорим, хотя и надо бы). Разве что с антрактом небольшим на рубеже 80-х – 90-х.
И естественное чувство своего сородства с теми, убитыми, исчезнувшими, стертыми в пыль, пусть даже по крови и не роднёй, тоже убито. А оно сегодня — единственное, что сделало бы нас нацией. Не оголтелый полусумасшедший «крымнаш», а память. Но это надо именно что чувствовать. Хотя и понимать, самым что ни на есть трезвым умом, тоже не мешает.
На отравленной же почве вырастают, увы, только ядовитые грибы, даже если изначально они назывались боровиками и подберезовиками. А мы ее, нашу родную почву, всё травим и травим...
… Я не прощу власти своего расстрелянного в 1918-м прадеда, петроградского инженера-путейца. Не прощу умерших в блокаду предков, общим числом 14 человек, его потомков.
ибо надо наконец-то прямо сказать, не увиливая и не выкручиваясь, что ленинградская блокада — во многом следствие людоедской политики отечественных верхов времени и предвоенного, и военного. Не прощу умершей в 60 лет матери, школьницы блокадных лет, потом — фронтового санинструктора, многажды раненной. Не прощу собственного пионерского детства и комсомольской юности, отравленных ложью, которые мы тогда даже не замечали, как не замечают испорченного воздуха, ибо дышат им с пеленок. Не прощу 17-ти лет каторги, которые прошел мой учитель Лев Разгон. Не прощу раскулаченных предков своего свекра.
Не хочу слышать про добрую прежнюю власть. Мерзостью она была — и больше ничем.